Борис Гройс: политика самореализации
Опубликовано: 02.11.2017
Андрей Фоменко. Однажды я участвовал в дискуссии, где речь, помимо прочего, зашла о вашей книге «Стиль Сталин». Мой оппонент сказал, что основная ее мысль состоит в том, что авангард — это та же ждановщина. Я ответил, что это верно с точностью до наоборот: ждановщина — это тот же самый авангард. Признаться, я сам доволен собственной формулировкой основного тезиса этой книги, да и ряда других ваших текстов. Ваша новая книга называется иначе — «Политика поэтики». Было бы логично ожидать обратного названия: «Поэтика политики». Вы ведь всегда находили поэтическое или эстетическое измерение в политических событиях и фактах, рассматривали социально-политические явления в качестве произведений искусства. В какой-то степени это справедливо и для «Политики поэтики», где вы берете новые технологические феномены (к примеру, поисковые системы) и описываете их как реализацию программы раннего авангарда. Так, Google, по Вашим словам, воплощает идею «слов на свободе» Маринетти. Я бы хотел попросить вас прокомментировать название книги: не идет ли оно в разрез с общим смыслом вашего проекта, берущего начало в таких текстах, как «Gesamtkunstwerk Сталин»?
Борис Гройс. Когда я говорю о поэтике, то хочу поменять перспективу разговора об искусстве, которое мы склонны обсуждать в терминах эстетики. Тем самым искусство попадает в зону эстетической рефлексии. Но что такое эстетика? В сущности, это взгляд на искусство с точки зрения зрителя, потребителя. Искусство, таким образом, представляется как нечто, что нам предлагается и что мы должны воспринять, оценить, пережить. Я бы хотел избавиться от этого, потому что считаю, что изменилось отношение между художником и зрителем. Раньше было очень мало художников и очень много зрителей. Поэтому эстетическое отношение к искусству было отношением большинства. Сегодня практически все интегрированы в художественный процесс, в известном смысле занимаются искусством. Поэтому роль поэтики, то есть взгляда на искусство с точки зрения его делания, а не созерцания, становится все более релевантной. В этом смысле поэтика означает переориентацию взгляда. Вопрос не заключается в том, как смотреть на искусство, а в том, как искусство вступает в мир, проявляет себя в мире. Отсюда «Политика поэтики». Политика и есть самопозиционирование. Если я выхожу в мир и являю себя в мире, я должен отрефлексировать контекст этого появления и понять, каким образом я в этом мире располагаюсь, какую позицию в нем занимаю — это политическая проблема. «Политика поэтики» — это политика самореализации в общественном, технологическом, медиальном и других пространствах.
